Владимир Сахаров "Я след от кончика пера"

Сахаров, Владимир Георгиевич. Я след от кончика пера : стихи / В. Г. Сахаров ; предисл. З. Исакиева (Коломейцева). – Волгоград : Миаил, 2017. – 96 с.

Об авторе

О таких, как Сахаров Владимир Георгиевич говорят – «человек от земли». Всё его творчество пронизано любовью к родной земле, к людям. Владимир Георгиевич писать стихи начал совсем недавно, он ворвался в мир поэзии вольным, неуправляемым ветром, раздвигая рамки грамматики классического написания стихов своей раздольной душой, яркими, самобытными словами, наполняя каждую строчку глубоким смыслом. Читать его стихи и оставаться равнодушным не получается. Описание событий увлекает настолько, что волнение и эмоции захлестывают через край. В стихотворении «В распадке» - такое ощущение, будто слышишь бешенный бег и хрип лошадей. А в рассуждениях бегущего коня к собственной смерти – и людская боль:

…У моего папаха с белой лентой,

А тот зачем-то красную нашил.

Так неужели из-за тряпки этой

Я выбиваюсь из последних сил?

Прочитывая цикл стихов «Сталинград 42» - автор сам становится участником сражений с фашистами. Описание ведётся так живо и правдиво, что читающему человеку впору увиливать от летящих пуль, а после прочтения надолго остаётся в душе боль утрат и осознание несправедливости.

Уверена, читателя заинтересует поэтический сборник, к которому автор пришёл с полной ответственностью и готов ответить за каждую выстраданную строчку. И в самом названии заложен ёмкий смысл – «Я след от кончика пера». След, оставленный его пером – труд его души с любовью к родной земле, к женщине, к Отчизне.

Председатель Союза военных писателей                             З. В. Коломейцева

ВЛАДИМИР ГЕОРГИЕВИЧ САХАРОВ

В РАСПАДКЕ

В конце распадка полусотню ждали,

Не дав зайти в станицу на ночлег.

Два пулемёта в пять минут смешали

Кровь казаков, коней и белый снег.

Я вырвался. В снегу по брюхо,

Кровавлю след глубокий свой,

А пули шепчут мне на ухо:

- Мы разделились лишь верстой.

И казака, похоже, зацепили,

Склонился к потной шее головой.

В бедро мне будто гвоздь забили,

А он всё шепчет:

«Выноси, родной…»

Куда нести? Дугою охватили,

Выводят к Дону на обрыв крутой.

Понять бы, что они не поделили,

Зачем меня преследует гнедой?

Мы стригунками эту степь топтали,

Задрав хвосты, сминая чернобыл.

Мы на германской вместе побывали,

Казак на нём нам односумом был.

За круп соседу мы не заходили,

После команды есаула:

«Шашки вон!»,

Мы казаков, хрипя, но выносили,

Когда шрапнель косила эскадрон.

У моего папаха с белой лентой.

 А тот зачем-то красную нашил.

Так неужели из-за тряпки этой

Я выбиваюсь из последних сил?

Всегда хватало ленточек в станице

Девчатам в косы, в гривы лошадям.

Коль из-за них затеяли делиться,

Так я на праздник все свои отдам.

Друг друга привечали хлебосольно.

Всегда мой называл его друзьяк.

Так может, надо сесть застольно

И вникнуть, что пошло не наперекосяк?

Я помню, как покос не поделили,

Как морды кровянили не шутя,

Потом бутыль

с початком притащили

И перепутали в потёмках куреня.

Верста на половину сжалась,

Пришёл и наш последний час.

Остановился я, сил не осталось,

Мне не спасти его на этот раз.

Не распивать им больше мировую,

Я на боку, казак за мной присел,

Снял карабин, отбросил плеть витую

И посадил гнедого на прицел.

Гнедой упал,

мне брюхо потревожил,

Глаз выдавил слезу и помутнел.

Сосед соседа шашкой обездвижел,

Мол, курва белая, коней не пожалел.

Хрустящим снегом сгоряча умылся

Казак, что рядом с нами жил,

Папаху с лентой снял, перекрестился

И карабин мне к уху приложил.

23.12. 2015

КОННОМУ КЛУБУ

имени генерала Бакланова

и всем казакам

Кто там руки потирает:

Извели казачий род.

Кто там слёзы проливает:

Измельчал донской народ.

Прочь кликуш, не верьте слухам,

Не стереть казачий код!

Приезжай, сомлевший духом,

Суровикино зовёт.

Посмотри, как фланкируют

В клубе конном огольцы.

Восхитись, как джигитуют

Все щегловские птенцы.

Разожги в груди отвагу,

Что казак ты – возгордись

И, Баклановскому стягу

Честь отдав, перекрестись.

Жил давно герой казачий –

Генерал, величина.

Звал его чечен горячий

«даджал», то есть «сатана».

И о нём, почти забытом,

В память славным казакам

Кони Чира бьют копытом

По французским берегам.

Слава Богу, мы – КазАки.

Всё слышней церковный звон.

Хлеборобы и вояки

Прославляли Тихий Дон.

Бог к казАкам благоволен:

Наш лазоревый цветок,

Даже срубленный под корень,

Сил найдёт и даст росток.

Да, обидели нас крепко,

Шрам остался на века,

Но взывает память предков

Не к отмщенью казака.

Не к отмщенью – к возрожденью

Дон наш батюшка зовёт.

Не к отмщенью – к возрожденью

Силы нам свои даёт.

Степь, овеянная славой

Издревле и навсегда,

Кровь, обиженных державой

В переломные года.

Сдует ветром всю полОву,

И такие, как Щеглов,

Возродят былую славу

Наших предков казаков.

Возродят и преумножат,

А церквей гудящий звон

Благовестно обнадёжит:

Не стреножен Тихий Дон.

ПЛАГИАТ

по мотивам стихов В. С. Высоцкого

Про нелюбовь стихи я написал –

Хотя любовь основа нашей жизни.

Но вот рождаемость в обмен на капитал

Мне почему-то не внушает оптимизма.

Я не хочу – чтобы меня кредитовали,

Банкиры совесть конвертируют в рубли.

Какой бы мне процент не предлагали –

Им не дождаться от меня любви.

Двойным подходом довели до точки.

Хочу, чтоб всех воров в одну тюрьму.

А то одни в Лефортово, в тенёчке,

Другие в пекле, на лазурном берегу.

В двадцатом веке «измов» расплодилось –

Капитализм, социализм, идиотизм.

Теперь вот толерантность появилась.

А нас и так достал либерализм.

Чтоб мыслей ход стал всё-таки понятен,

Скажу я просто, не кривя душой:

- Либерализм к фашизму толерантен,

А заодно и к бабе с бородой.

В Крыму, скорей всего, не побываю,

Но твёрдо знаю: он пришёл домой.

Я либерало-проституткам заявляю,

Не плюйтесь ядом,

Крым навеки мой.

Я не позволю, чтоб на сыр меняли

То, что не вами собиралось

на века.

Вы ничего в России не создали,

За исключением борделя

в «Доме-2».

Я против, чтоб стреляли в журналистов.

Ведь правду ненадолго можно скрыть.

Мне жаль парижских карикатуристов,

Но я не обещался их любить.

Мне от свободы слова стало душно,

Свободы ранить души до крови.

Вразрез Европе говорю я непослушно:

- Я не Эбдо и точно не Шарли.

Я не люблю себя, когда похмельный,

Когда вчерашнее мне трудно объяснить.

Я также не люблю, когда я жадный,

Когда мне хочется червонец утаить.

Я чувствую, что я на грани,

Когда уроды пользуют детей,

Ублюдкам мясо тигра в ресторане

Или иголки в корм для лебедей.

Когда отраву на тропинку,

как в колодец,

Меня, как пса, корёжит тошнота,

И я ору: - Догхантер, ты мерзавец,

Ловящий кайф от пены изо рта!

В ответе мы за тех, кто нас кусает.

Не веришь мне – спроси Экзюпери.

Задумайся, вдруг кто-то посчитает,

Что лишний в этом мире – ты.

А что ж люблю? –

вопрос резонный.

Я Дон люблю, рыбалку, сенокос,

Сад и колодец свой бездонный,

Жену, не задирающую нос.

Люблю, когда сосед мой, иноверец,

Кричит на Пасху:

- С праздником, Вован!

Я про себя смеюсь:

нерусский перец,

И тоже поздравляю в Рамадан.

Ещё люблю, чтоб и в большом,

и в малом

Хохол, бульбаш, москаль,

к лицу лицом,

В одном застолье под картошку

с салом,

Под анекдот с хрустящим огурцом.

Чтоб спорить

без остервененья,

А утром мировую раздавить.

Хоть нынче

умопомутненье,

Мне это никогда не разлюбить.

Ну, вот и всё: бросайте обвиненья!

На плагиат частично соглашусь,

Но чтоб развеять все ваши сомненья,

От членской карточки поэта

откажусь.

Тщеславья не лишён, конечно,

каюсь,

Но если выбор – я от строк

не отрекусь.

Семёныч бы позволил, я надеюсь,

А если нет – при встрече извинюсь.

Цены на эти строки не ищите,

Мне гонораром будет чья-то злость.

А если не обиделись –

простите,

Что не Высоцкий,

что слабее кость.

25.04.2015